0%
loading

Иосиф Бродский

Joseph Brodsky

В централизованном государстве все помещения похожи… Те же деревянные панели, письменные столы, стулья — столярный рай. Те же портреты основоположников — Ленина, Сталина, членов политбюро… И оштукатуренные стены классов с синей горизонтальной полоской на уровне глаз, протянувшейся неуклонно через всю страну, как черта бесконечной дроби: через залы, больницы, фабрики, тюрьмы, коридоры коммунальных квартир.

Иосиф Бродский. Меньше единицы. 19761

В начале 1950-х все советские школьники сидят в одинаковых классах, описанных Бродским, и усваивают содержимое одинаковых учебников, написанных в строгом соответствии с марксистско-ленинской доктриной. Эти молодые люди должны быть похожи друг на друга не только внешне, но и в том, как они думают, — практичные шестеренки на службе в глобальном проекте по построению светлого коммунистического будущего.

Будущий лауреат Нобелевской премии по литературе Иосиф Бродский с раннего возраста не вписывается в план построения монолитного общества. В пятнадцать лет он уходит из школы. В то время это почти неслыханное проявление независимости. Позже Бродский описывает это событие как свой «первый свободный поступок».

Первый свобо­д­­ный поступок

0%
loading

Единственный способ для мальчишки восстать против своего жребия — это сойти с рельсов. Сделать это было трудно… потому что будешь непохож на большинство, большинство же — ты впитал это с материнским молоком — право… И вот однажды зимним утром, без всякой видимой причины, я встал среди урока и мелодраматически удалился, ясно сознавая, что больше сюда не вернусь.

Иосиф Бродский. Меньше единицы

Неприятие Бродским Советского Союза — чисто инстинктивное. Свой дар он должен будет еще найти, но его индивидуальность уже успевает стать проблемой для его коммунистически настроенных воспитателей: «Любопытство… дух независимого индивидуального исследования, потребность в создании или созерцании красивых предметов… поиск истины… [все это] осуждается, поскольку оно увеличивает разницу между людьми, поскольку оно не вносит вклад в гармоничное построение монолитного общества» (Исайя Берлин)2.

Бросив школу, Бродский работает на фабрике, потом в морге, участвует в геологических экспедициях. Именно в этих экспедициях он начинает писать стихи, которые очень скоро становятся популярными среди его сверстников.

Становление поколения, к которому принадлежит Бродский, приходится на период десталинизации. После смерти тоталитарного правителя, старая идеология уже не может удовлетворить их духовные запросы. Вскоре Бродский становится четвертым участником тесно сплоченной ленинградской группы поэтов. Один их них знакомит Бродского с Анной Ахматовой. Это знакомство становится началом его поисков памяти, сохранением связи с прошлым и строительством моста в космополитичную дореволюционную русскую культуру.

Волше­б­­ный хор

0%
loading

Всякая встреча с Ахматовой была для меня довольно-таки замечательным переживанием. Когда физически ощущаешь, что имеешь дело с человеком лучшим, нежели ты. Гораздо лучшим. С человеком, который одной интонацией своей тебя преображает. И Ахматова уже одним только тоном голоса или поворотом головы превращала вас в хомо сапиенс.

Соломон Волков. Диалоги с Иосифом Бродским3

Бродский становится одним из четырех молодых поэтов, навещающих Ахматову в ее «будке» в Комарово под Ленинградом. Ахматова называет их «волшебным хором», а поэтический талант Бродского выделяет среди остальных. Дружба с Ахматовой имеет для Бродского символическое значение: благодаря ей он как бы принимает поэтическую эстафету. Память об этой дружбе он проносит через всю жизнь.

Период «оттепели» становится для поэзии временем естественного возрождения после многолетних беспрецедентных попыток государства установить над ней контроль. Сталинская система использовала поэтов для воспевания системы угнетения, и многие писатели шли на это сотрудничество. Те, кто не был к нему готов, вынуждены были молчать, их творчество подвергалось цензуре, а их самих высылали или физически уничтожали.

В конце 1950-х годов возникает самиздат, который впервые начинает учитывать реальный читательский спрос. Самиздат позволяет молодым поэтам обращаться к своей аудитории напрямую, в обход строгой советской цензуры. Железный занавес постепенно становится проницаем: американские фильмы, джазовые пластинки, западные книги начинают попадать в СССР, зарубежные художники и студенты получают возможность приезжать в страну, бывшую для них до тех пор закрытой.

И все же жестокая реальность разрушает все мечты. Поколению Бродского приходится пережить сильнейшее разочарование.

Суд над Брод­ским

0%
loading

Судья: Чем вы занимаетесь?
Бродский: Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю…
Судья: Никаких «я полагаю»… Нас не интересует «я полагаю». Отвечайте, почему вы не работали? <…> Какая ваша специальность?
Бродский: Поэт, поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам? Бродский: Никто. А кто причислил меня к роду человеческому?

Записная книжка Фриды Вигдоровой

Строго говоря, лирика Бродского не была антисоветской. Однако, она содержит формальные эксперименты, индивидуалистические настроения, значительную метафизическую составляющую и местами социальную критику. Иногда она идет вразрез с советскими пуританскими нравами. Все это не соответствует официальным представлениям о литературе, что означает — эти стихи не пройдут цензуру. Тем не менее в андеграундной среде Бродский приобретает все больший вес4.

Ханна Арендт писала, что для тоталитарных государств индивидуальное проявление интеллектуальной или духовной инициативы потенциально опаснее непосредственной политической оппозиции5. Вскоре Бродский становится жертвой политического процесса и его приговаривают к пяти годам ссылки и принудительных работ за «тунеядство». Наказание, которое он отбывает в деревне Норенская, на русском Севере в Архангельской области, имеет целью не только его социально изолировать, но и положить конец его поэтическому творчеству. Однако испытание одиночеством становится для Бродского важнейшим поворотным пунктом в его развитии как художника.

Ссылка в Норен­­скую

0%
loading

В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне он — в избытке. В чугуне
он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.

Иосиф Бродский. В деревне Бог живет не по углам… 1964

В Норенской Бродский самостоятельно учит английский и открывает для себя поэзию Уистена Хью Одена. Он переводит английского метафизика XVII века Джона Донна и пишет стихи в подражание Роберту Фросту. Стоические встречи Фроста с необузданной американской природой вдохновляют Бродского, стоящего лицом к лицу со стихиями русского Севера. Изгнание становится центральным мифом его творчества.

В то же самое время проходит международная кампания в защиту Бродского. Многие советские и западные интеллектуалы выступают в его поддержку. В ноябре 1965 года, после 18 месяцев ссылки, Бродский возвращается в Ленинград признанным поэтом андеграунда.

Пол­торы ком­наты

0%
loading

Мое отношение [к политике Советского Союза] было полным пренебрежением, отвращением… наиболее сознательной реакцией на политику с моей стороны было, пожалуй, — игнорировать правительство, игнорировать государство и делать что-то, что не имеет ничего общего… не только с их программами или идеологией, но, прежде всего, с языком, вернее с тем, как они его используют.

Иосиф Бродский в беседе с Чеславом Милошем, 1981

После возвращения из ссылки Бродский живет жизнью, в которой неблагополучие причудливо соседствует с успехом: его стихи не печатаются; чтобы хоть как-то обеспечить свое существование, он занимается переводами; за квартирой, в которой он живет в Ленинграде, следит КГБ. Вместе с тем он — воплощение литературного ленинградского андеграунда. Молодая публика зачитывается его стихами, опубликованными в самиздате, и тянется на его неофициальные поэтические чтения. В 1970 году в Нью-Йорке выходит первый сборник стихов Бродского, составленный им самим.

Иностранцы, которым удается попасть в СССР, навещают его в его «полутора комнатах» — коммунальной квартире, в которой Бродский живет с родителями. Его настольная лампа сплошь заклеена этикетками сигарет «Camel» — его любимой американской марки. На полке над столом стоят книги крупнейших английских и американских поэтов, среди прочего — У. Б. Йейтса и Т. С. Элиота. В своем сознании Бродский уже живет за границей. В 1972 году его вынуждают навсегда покинуть свою родину и физически.

Продол­жение простран­ства

0%
loading

Я покинул Россию не по собственной воле. … Я не думаю, что кто бы то ни было может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покидаешь, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нем — хорошо или плохо — ни жил. … Россия — это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. И — главное — ее языку.

Иосиф Бродский. Писатель — одинокий путешественник. 19725

Хотя Бродский сочувственно относится к советским диссидентам, он полагает, что политическая деятельность — не дело поэта. Его путь — «эстетическое несогласие». Этого оказывается вполне достаточно для того, чтобы выслать его из страны. 4 июня 1972 года Бродский садится в самолет на котором долетит до Вены. В Ленинграде останутся его пожилые  родители, бывшая возлюбленная с их общим сыном, друзья и читатели. Многих из них он не увидит больше никогда.

Поселившись в Нью-Йорке, он пытается выжить в чуждой среде в статусе русского поэта. В письме в редакцию «Нью-Йорк Таймс» он пишет: «Я приехал в Америку и буду здесь жить. Надеюсь, что смогу заниматься своим делом, то есть сочинительством, как и прежде. Я увидел новую землю, но не новое небо»6. Но ему важно получить признание в новой языковой среде. Поэтому летом 1977 он покупает портативную пишущую машинку «Леттера 22» и принимается «писать (эссе, переводы, порой стихи) по-английски» («Поклониться тени», 1983)7.

«За всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью» в 1987 году Бродский получает Нобелевскую премию.

Нобелев­ская премия

0%
loading

[Искусство] вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности – превращая его из общественного животного в личность… Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит прежде всего в том, чтоб прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается. Было бы досадно израсходовать этот единственный шанс на повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию.

Иосиф Бродский. Лица необщим выраженьем (Нобелевская лекция). 19878

Нобелевская лекция даст Бродскому возможность подвести некоторые итоги собственному художественному и личному опыту. Он верит, что независимость и освобождение — в не меньшей мере, чем порабощение, — связаны с языком и поэзией. Литература может стать если не гарантией свободы, то, во всяком случае, вакциной против несвободы.

Он пережил травму ХХ века и стал свидетелем порабощения целой нации языком идеологии. И его усилия нацелены на достижение интеллектуальной и духовной свободы. Он надеется, что его поэзия может сыграть роль в освобождении разума, потому что «в нолики, которыми ревнители всеобщего блага и повелители масс норовят оперировать, искусство вписывает „точку-точку-запятую с минусом“, превращая каждый нолик в пусть не всегда привлекательную, но человеческую рожицу»9.

После распада Советского союза Бродский не возвращается на родину. Он объясняет это тем, что не может приехать туристом в страну, где он провел лучшие (и худшие) годы своей жизни. Но настоящей – и самой очевидной – причиной было то, что его родители к тому моменту уже умерли. Им было отказано в возможности увидеть единственного, горячо любимого сына.

Бродский умрет от инфаркта в ночь с 27 на 28 января в своей квартире в Нью-Йорке. Ему было 55 лет.

Иосиф Бродский читает стихотворение «Дидона и Эней» на концерте в рамках вручения Нобелевской премии в Стокгольме в декабре 1987 года
Сноски

Здесь и далее эссе «Меньше единицы» цитируется в переводе с английского Виктора Голышева по изданию: Бродский И. Меньше единицы // Сочинения Иосифа Бродского. Т. 5. Санкт-Петербург, 2001. С. 7–27

Berlin I. Democracy, Communism, and the Individual. 1949

Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. Москва. 2000. С. 223

Arendt H. The Origins of Totalitarianism. New York, 1951. P. 331–332

Письмо в редакцию The New York Times: Brodsky, Joseph (1972): A writer is a lonely traveler, and no one is his helper’ . Перевод: Бродский И.«Писатель — одинокий путешественник…» (Письмо в «Нью-Йорк Таймс»)  // Звезда. 2000. № 5.

Там же.

Оригинал: “To Please A Shadow”, перевод с английского Елены Касаткиной опубликован в издании: Бродский И. Поклониться тени // Сочинения Иосифа Бродского. Т. 5, Санкт-Петербург, 2001. С. 256

Бродский И. Лица необщим выраженьем (Нобелевская лекция) // Сочинения Иосифа Бродского. Т. 5. Санкт-Петербург, 2001. С. 46

Там же.

Сценарий и текст: Захар Ишов 
Иллюстрации: Анна Че 
Анимация: Филипп Ярин при участии Виктории Спирягиной
Перевод с английского: Дарья Дорничева

Опубликовано: 23 декабря 2021 года